Нам покупали одинаковые игрушки, одинаковые велосипеды - но это слабо
помогало... Обоим почему-то хотелось получить велик именно с красным седлом, а не с
коричневым, - и так во всем! Не знаю уж, то ли места нам было мало, то ли мы вечно дрались
за родительское внимание... На улице мы могли подолгу играть вместе, но дома... Не знаю уж,
как наши родители это выдерживали: если один из нас был в хорошем настроении, то другой,
почти наверняка в плохом. Или оба в плохом. Из-за этого некоторые знакомые даже перестали
ходить в походы с моими родителями. Одни давние знакомые родителей, Босик и Валя Розенфельд, иногда приходили к нам в гости со своими детьми, Сонечкой и Левочкой. Они были на два года младше нас, но глядя на них я как бы смотрела на себя со стороны - Соня и Лева ругались между собой точно так же.
Эта Сонечка один раз очень развеселила мою маму. Они уже собирались домой, но Соня все еще качалась на лиане и прыгала по нашему спорткомплексу. " - Соня, детка, кончай прыгать, пойдем домой!" - сказала Валя. Обычно дети в таких случаях начинают канючить: "Ну, мам, ну еще разочек, ну пожалуйста!" А Соня спокойно и деловито заявила: "Мама! Еще восемь раз!"
Мы с самого детства были совершенно разными, и внешне, и по характеру. Просто удивительно, что некоторые люди нас все-таки путали! Один раз мама шла домой, и соседка поинтересовалась: "Это Женя?" - "Нет, это Боря!" - "А, черт, вечно с этими близнецами не разберешь!" Но на самом деле мы при одинаковом воспитании выросли настолько разными, что просто удивительно! Я всегда была весела и упряма, и очень контактна. Когда я еще не умела разговаривать, и меня возили в коляске, я старалась улыбнуться всем прохожим, махала руками и кричала им радостно: "Э! Э!", - приветствуя всех подряд. Во дворе я играла со всеми и редко с кем-нибудь ссорилась или ругалась. А Боря был всю жизнь человеком серьезным, замкнутым. Он крайне редко снисходил до игр с обыкновенными ребятами во дворе - ему было с ними скучно, и он, похоже, не видел причин с ними общаться.
Я всегда была крепенькая и круглолицая - бабушка смеялась, что щеки со спины видать, и что за них не ущипнешь, как будто это не щеки, а коленки. А Боречка был тоненьким, с огромной умной головой, покрытой роскошными черными кудрями, с большими черными глазищами... Сложит губки бантиком - ну просто чудо, а не ребенок! А как обидится и заревет - не узнать... В этом тихом омуте, оказывается, тоже черти водятся!
Когда родители на нас сердились и шлепали, (а такое иногда случалось), я редко обижалась надолго. Сколько я себя помню, я считала, что родители тоже люди, у них свои проблемы, и наказывают они нас совсем не со зла, - да и не так уж часто это случалось... Я, конечно, могла и пореветь, но скорее для порядка... А Боря, похоже, обижался на них всерьез и надолго, впадал в крайне тоскливое настроение... Будучи уверенным, что весь мир настроен против него, он планировал побег из дома, прятал под комодом сухари и что-то еще.
Я никогда не обижалась до такой степени, чтобы сломать или испортить что-то из любимых вещей, а Боря вполне мог рвать собственную картинку - и при этом реветь от горя, что он такую больше не нарисует, но эту порвет назло, чтобы все поняли, насколько ему плохо. Прямо скажем, в детстве Боря не был слишком спокойным ребеночком, хотя с виду - ну просто ангелочек, только крылышек не хватает! Но ангелочек - только на людях, а для своих - такие скандалы! Впрочем, если на меня нападало упрямство, то это тоже было нелегко.
Один раз, когда мне было лет пять, мама учила меня кататься на беговых лыжах. В тот день я, видимо встала не с той ноги, на меня нашло - и я впала в упрямо-обиженное настроение. Я делала все наоборот и противным голосом переспрашивала у мамы: "Так, что ли?" В конце концов мама разозлилась и сказала, что ей это безобразие надоело, и что она больше не будет меня ничему учить.
Я тут же почувствовала, что мама говорит это вполне серьезно, перестала плакать и заявила: "Э, нет, мамочка! Ты меня учи, учи, - я сначала покапризничаю, а потом все правильно сделаю!"
(Я, кстати, до сих пор помню то место в лесу, где это происходило! да и интонации такие, чего таить, иногда проскакивают...)
Боря нередко всерьез обижался на родителей - и начинал готовиться к побегу из дома. Впрочем, он только собирался - до дела так и не дошло. Так вот, когда Боря готовился к побегу, у него под комодом было много нужных вещей припрятано: сухари, ложка, ножик и несколько монеток. Надо сказать, что к деньгам Боря с детства относился очень серьезно.
Мама очень рано стала посылать нас самих в магазин. Мы тогда еще не очень разбирались в цене денег. Мама говорила Боре: "Я тебе дам денежку, ты пойдешь в магазин и купишь пакет молока и пакет кефира!" - "Нет, ты мне дай две денежки, чтобы сдача осталась!" - просил Боря.
Примерно тогда же Боря умудрился утащить у мамы из кошелька половину получки - при том, что сосчитать свое богатство он еще не умел. Он просто чувствовал, что деньги имеют особую власть, и хотел их иметь.
Надо сказать, что с деньгами в семье в тот период было весьма напряженно, и нам никогда не давали карманных денег, то, что называется, на мороженое... Мы и мороженое ели нечасто - обычно мама покупала пачку за 48 копеек, и мы ее ели дома всей семьей (считалось, что есть мороженое на улице неправильно.) Мы иногда находили на улице мелкие монетки - и распоряжались ими сами. Боря откладывал и копил их (не знаю, была ли у него конкретная идея, зачем ему нужны были деньги, или он копил их на всякий случай, чтоб было).
А я обычно тратила деньги сразу. Можно было пойти к соседнему дому и долго разглядывать витрину киоска "Союзпечать", выбирая календарик или набор марок. Я не собирала марки - в отличие от Бори, - но процесс приобретения мне нравился. А еще можно было сходить в "Кулинарию" и купить пирожное, или в "Аптеку" - там был глюконат кальция, который мы любили жевать, и сладкая большая аскорбинка за шесть копеек - десять вкусных таблеток в рыжей шуршащей обертке. И все это было недалеко от дома, - а ходить к метро и к магазину мы не любили, т.к. там попадались пьяные... Вот в лес уйти подальше совсем не страшно, а по кварталу мы особо не ходили, так как там было нечего делать. Ну, разве что зимой на горке кататься... А так - от людей больше проблем, чем от вещей - так считал мой брат, а я ему старалась не возражать, если мы гуляли вместе.
Мы много играли вдвоем - и поэтому у нас нередко возникали конфликты, но при всем том мы никогда не пакостили друг другу, не подкладывали кнопки на стулья, как некоторые особо "дружные" братья... Нет, мы и не шалили, пожалуй - все, что мы делали, было всерьез. Если я строила город из кубиков, то это нельзя назвать просто игрой. Я строю, я создаю нечто красивое с моей точки зрения, я стараюсь сделать как можно лучше - разве это игра? Я, конечно, понимаю, что город не настоящий, но его все равно нужно придумать и построить, а это - дело непростое. И если я придумываю сказку, записываю ее, рисую к ней картинки, чтобы получилась книжечка, почти как настоящая - это тоже дело.
Наши родители относились серьезно к нашим занятиям, не отрывали из-за ерунды и не высмеивали нас. Видимо, именно поэтому нам никогда не приходило в голову просто носиться туда-сюда с громкими воплями, кривляться или дразнить кого-нибудь... Скажем, рыть пещеру в сугробе или строить дом на дереве, - дело совсем непростое, нужно многое продумывать и часто согласовывать свои действия. Это серьезное занятие, и при этом совершенно некогда и незачем кривляться. И я никогда не понимала, зачем некоторые дети так странно себя ведут...