"Мышкин Дом"     Карта сайта    Книжка про Гришку    походы    наши новости

Воспоминания
об Ольге Львовне Адамовой-Слиозберг

     Мне хочется начать воспоминания об авторе книги "Путь" О.Л.Адамовой-Слиозберг с предисловия к ее книге, написанного известным поэтом Наумом Коржавиным.

    С человеческой точки зрения

     Мемуары Ольги Львовны Адамовой-Слиозберг я читал одним из первых, по мере их написания. До появления Солженицина я вообще считал, что это лучшее из написанного о сталинских репрессиях и лагерях. Я и теперь не думаю, что это отношение было преувеличенным. Сейчас может показаться, что тогда, между смертью Сталина и ХХ съездом, не появлялось ничего на эту тему. Не появлялось только в печати. Москва завалена была рукописями мемуаров, рассказов, пьес на тему о репрессиях, о годах сталинщины. Были среди них и интересные вещи. Но и на этом фоне мемуары Ольги Львовны для меня выделялись. И дело не в том, что она была моим старым другом по Караганде, где она жила в ссылке, а я – в некоторой полуссылке (не имел права жить в Москве и в культурных центрах). Дело в самом характере этих мемуаров. А может быть, и в самой судьбе Ольги Львовны.
    В основном ходившие в "самиздате" мемуары начала 50-х писались противниками Сталина или людьми, которых он, так сказать, обманул. Писались людьми, так или иначе вовлеченными в политическую жизнь.
    Ольга Львовна никакого отношения к политической жизни не имела. Никакие нереализованные политические амбиции ее не волновали. Она была просто интеллигентной женщиной, матерью своих детей. Как и ее муж, доцент университета, она была беспартийной.
    Но когда ее привезли на Лубянку, неожиданно для нее оказалось, что она участник заговора, имеющего целью убить не кого-нибудь, а именно Лазаря Моисеевича Кагановича. Быть может, "наверху" шло распределение благ; возможно, Кагановичу в награду за верность такой заговор полагался как именинный пирог (должны же были за верными охотиться враги!). И ее, как крупного деятеля, осудили на восемь лет тюрьмы и отправили на Соловки.

    После были и другие тюрьмы, и лагеря Колымы, повторный арест и ссылка в Караганду. И везде были люди, везде было страдание. И на все она смотрела с человеческой точки зрения, глазами не политика, а просто человека. Впрочем, не просто человека, а человека определенной художественной культуры. Это и отразилось в ее мемуарах. Через них проходят совершенно разные люди, которых свела беда: коммунисты, беспартийные, уголовники, крестьяне, верующие и неверующие. И все для нее были прежде всего страдающие люди. И во всех она видела их человеческое, когда раздавленное, а когда и устоявшее. Такими они отражались в ее доброжелательных глазах, такими они и вступили на страницы ее мемуаров.
    Эти мемуары поражают своей лаконичностью, собранностью, естественностью. На очень коротком пространстве свободно уживаются множество людей, судеб. В этих мемуарах глубина народной трагедии, связанной со сталинщиной, ощущается явственнее, чем во многих других. Особенно тогда. Но и теперь тоже.
    Тогда, в 50-е – 60-е годы, я показывал эти мемуары многим профессиональным литераторам. На них горячо отозвался С.Я.Маршак. К ним с интересом отнесся А.И.Солженицин. Мое отношение к этой книге разделяли многие. Но света тогда, когда она была написана, и даже в годы "оттепели" она увидеть не смогла, несмотря на ее относительную неидеологичность. И дело даже не в темах, которые она задевала, не во взглядах, которые высказывала, а в том что это был голос свободного человека.
    Хорошо, что теперь читатель получит к ней доступ. Книга читается легко. Захватывает. Многие эпизоды потрясают. Эта книга – для читателя.
    Незадолго до смерти С.Я.Маршак сказал, что этой книге суждена долгая жизнь.
    Я тоже так думаю.

Наум Коржавин

    ...
    Я познакомилась с Ольгой Львовной у Елены Антоновны Шур, которая пригласила меня придти в день рождения ее покойного мужа. Я не была с ним никогда знакома, но с Еленой Антоновной спорить не стала – она говорила мне, что за последнее время мы очень сблизились, это было приятно слышать. У нее за столом оказалось несколько человек, работавших в консерватории (там же много лет работала и Елена Антоновна), кроме них была еще одна пожилая женщина. Это оказалась Ольга Львовна. Когда все стали собираться по домам, я предложила проводить ее до метро. Этот момент и следует взять за отсчет начала нашей дружбы.
    Тогда же мы установили, что обе родом из города Самары. Ольга Львовна была на 12 лет старше меня, но в свой преклонный возраст была еще бодра и сильна. Жила она около станции метро "Речной вокзал", а оттуда еще на автобусе. Но еще много раз позднее приезжала в гости в нашу семью. Подумать только – сколько пережито было ею в лагерях и тюрьмах! Тут и поверишь, что молодой девушкой она переплывала Волгу! Я тоже часто приезжала к ней, мне всегда было очень интересно с ней поговорить, послушать ее совета... Первое время она жила у сына – химика, а потом вышла замуж ее старшая внучка и, дабы предоставить молодым отдельную комнату, Ольга Львовна перебралась в квартиру дочери, которая находилась неподалеку. Было тут только одно неудобство: пятый этаж без лифта, в остальном – тепло и уютно.
    В те годы началось постепенное печатание рассказов Ольги Львовны в разных журналах, возникла идея собрать их в книгу, но до этого было очень далеко... Как теперь мы знаем, издание книги "Путь" произошло только через год после ее кончины тиражом всего в 1000 экземпляров...
    У Ольги Львовны была привычка рассказывать отдельные эпизоды, отдельные биографии, случаи разным слушателям, из них потом и была образована ее книга. Я рада сказать, что одним из таких "слушателей" (всегда внимательных и всегда благодарных) – была и я. Так теперь мне хочется вспомнить два рассказа, которые Ольга Львовна не включила в книгу. Может быть, не успела их до конца продумать или по другим причинам – не знаю, так что пусть и на меня не обижаются читатели – скорее всего – это "сырой материал!"

ОСТАНОВКА В ПУТИ

    Группу зэков переводили из одной точки леса в другую. Дороги в обычном понимании не было, шли пешком по еле обозначаемой тропке. Было и сыро, и холодно, поэтому почти у всех зэков размокла их и так-то плохая обувь, были поморожены ноги... Они не шли, а брели и то и дело падали.
    И охранникам это "путешествие" видно надоело, во всяком случае, они затормозили около маленького хутора. Несколько домиков, но видно – хоть и давно, но лихо сложенных и крепко державшихся. Как позднее выяснилось, эти домики были построены несколькими крестьянами, еще до войны сбежавшими от коллективизации в эти глухие края. Позднее мужики ушли на фронт, и никто из них не вернулся. Старые и совсем юные, почти все они погибли, и теперь население хутора состояло из нескольких относительно бодрых женщин, которые по-своему тянули нить жизни. За самую "главную" выступала Прасковья. Она сразу определила одного из зэков и определила, "этого беру к себе", остальных – разбирайте! Видимо охранники были рады такой организации, сами – хоть были много лучше одеты, тоже устали и промерзли и понимали, что никто из арестованных никуда не сбежит. Все – прочно!"..
    А Прасковья увела своего избранника в свою избу, накормила горячей картошкой из русской печи и чаем настоенным на какой-то лесной травке, принесла большое корыто, наполнила его горячей водой и приказала: раздевайся, все снимай! До гола! И лезь в корыто! Что оставалось делать Михаилу (его так звали), как не послушаться? Ему была выдана чистая нижняя одежда, вынутая из сундука, и показано лезть в кровать. Перед этим ноги были помазаны свиным жиром, а вся его жалкая грязная и рваная одежка замочена в том же корыте. Надо ли добавлять, что ноги Михаила стали быстро поправляться, и он уже через денек превратился в друга и помощника Прасковьи. Арестован он был, как и многие, как злостный противник колхоза, где- то оставалась семья (или остатки ее? Он этого не знал!)
    Через недельку (как она быстро пролетела!), остановка закончилась и охранники увели свою команду дальше.
    Прошло много лет. Михаил отбыл свой срок, вернулся к остаткам своей семьи: нашел жену и младшего сына, который был с ней. Но – еще через какое-то время – захотелось ему найти тот хутор, узнать, как идет жизнь у Прасковьи. Нашел. Узнал в постаревшей женщине ту, которая так ему помогла в тот трудный час. Нашел и мальчика, своего сына, выращенного и воспитанного ею без отца... Поразился сходством с собой и смышленостью, да и относительной образованностью этого юнца.
     - Да вот, жил у нас тут один старый человек. Кое-как дотянул свой срок, очень был полезен начальству, как-то, лихо им всю бухгалтерию считал, - рассказала Прасковья. - А когда срок у него вышел он мне говорит: "Куда мне уезжать? Никого из близких у меня не осталось... Если бы ты, не против, я бы у тебя стал свое доживать. - Он и раньше у меня бывал. Хороший старик и очень образованный. Он и за Ванюшу взялся – много ему дал, да все твердил, что надо бы его учить и учить, может быть, потом техникум какой он бы кончил... Но сам – тот старичок в прошлую зиму преставился... что я отсюда могу?
    Михаил обещал разузнать и помочь вновь обретенному сыну.
    ...

Другой рассказ Ольги Львовны на совсем иную тему. Условно назову его "Встреча".

    Эта встреча произошла уже после того, как Ольга Львовна получила документы о реабилитации. Ее разыскал старый знакомый, немного ухаживавший за молодой привлекательной женщиной. Сейчас он был в форме военной, да еще украшенной рядом орденов. Он поздравил Ольгу Львовну с благополучным возвращением, высказал понимание к тому, что она там пережила, и понадеялся на возобновление старой дружбы.
    - А где ты воевал? За что такие ордена?
    - Нет, я их не на военном фронте получил. Иные бывают дела внутри страны, хозяйственные, строительные!
    - И – где же ты строил так лихо, где хозяйничал?
    Приятель указал месторождение золота, добычу которого он и курировал.
    А Ольга Львовна вспомнила, как она случайно в ковше воды нашла несколько крупинок золота, а более опытный человек посоветовал ей молчать об этой находке: "скольким людям оно жизни стоит. Эти рудники – смерть через короткий срок...
    - Ну, и что ж, ты- то сам в рудниках бывал, о том, каково там работать смертникам знал? За число умерших ордена получал?
    Продолжения этой встречи не было.

    Летом я старалась навещать Ольгу Львовну на даче. Это была та самая дача, где оторвали ее от слепого отца и матери, арестовали и препроводили в Караганду. Я несколько раз приезжала на ее день рождения (1 августа). А порой оставалась у нее на несколько дней. Моя семья тоже жила на даче, но по другой дороге. Были и письма со своих сторон. К сожалению, письма Ольги Львовны у меня не сохранились, за исключением последнего. В нем она, с грустью констатируя ухудшение памяти, общую слабость и другие проявления старости, пишет: "Очень надеюсь, что Вы, Сеня и еще некоторые друзья выберутся ко мне сюда 1-го августа.
    Вообщем Ваш друг – Ольга Львовна превратилась в глубокую и неинтересную старушку, но все- таки любите меня, ведь любовь в старости еще нужнее, чем в молодости. Целую Вас и жду. Ольга".

"Мышкин Дом"     Карта сайта    Книжка про Гришку    походы    наши новости